[J][/J]
- Цыц, а то и тебя прогоню! Ори, ну чего ты нахохлился-то опять? Я ж тебя не ругаю, ничего. Я ж разговариваю просто. Ты, это, скажи мне лучше: виды какие-то имеешь?
- Они же эльфа, - с горьким сарказмом передразнил брата Ори.
- Ну, отрадно, что ты это понимаешь, - Бофур неловко поскреб ушанку. – Чего хочешь-то? Дружить с ней, что ли?
- А есть еще вариант? – уныло откликнулся летописец. Бофур понимающе покивал, глядя куда-то в сторону:
- Умный мальчик, умный, это хорошо.
- Торин тебе бороду по волоску повыдергает, если при нем о дружбе с эльфами заговоришь, - снова влез в разговор Нори. Он явно был недоволен братом и тем, что Бофур ему потакает. – И я его судить не буду.
Ори, зардевшись не то от гнева, не то от смущения, не то от всего сразу, вскочил на ноги и выпалил брату в лицо:
- Торин! Да что он знает? Что ему понять об этом высоком чувстве? Он и не любил, небось, никогда!
«Я говорю избитыми штампами, как плохой менестрель,» - с горечью подумал Ори и сел на место. Лица же Нори и Бофура были на удивление печальны.
- Молодежь, - негромко пробормотал под нос непривычно серьезный Бофур. – Думают, любовь только у них бывает. Отчего же Торину-то не любить? Неживой он, что ли? Только где эта любовь теперь?
Ори смутился, чувствуя себя бестактным невежей, но что сказать, не знал. Посидели некоторое время молча, пока Нори, тяжело вздохнув, не ушел – якобы, поболтать со старшим братом.
Оставшийся наедине с летописцем Бофур вдруг оживился. Подсев поближе к юноше, он дал ему знак наклониться поближе и зашептал:
- Ты это дело не слушай, что они говорят. Нравится – пиши. Будь она хоть эльфийка, хоть человечка, тем более, если и ты ей понравился. Понравился же? – гном с улыбкой ткнул друга в плечо. Тот смущенно улыбнулся:
- Кажется, да. По крайней мере, мы очень мило побеседовали, - тут же поправился он.
- Ну и все тогда. Я пойду нашим скажу, что ты все осознал и покаялся, стал летопись писать, а на эльфийском – чтоб этим остроухим завидно было о наших подвигах читать. А ты пока давай, катай ей простыню. Да побольше всякого нежного и милого, девки это любят. Стихи там еще какие-нибудь нарисуй.
- Много ты про девок знаешь, - с благодарной улыбкой отшутился Ори.
- Ой, я про них столько всего знаю! – на лице Бофура расползлась знакомая задорная улыбка. – Попросишь – расскажу.
Он уже поднялся и повернулся к сгрудившимся в стороне товарищам, когда до него донесся вопрос Ори:
- Бофур, а почему ты не женился?
- А чего не женился, - услышал летописец неожиданно глухой голос друга. – Девки все занятые. Да и я пока молодой. Дай, думаю, погуляю.
Глядя на внезапно будто сгорбившегося Бофура, Ори второй раз за день чувствовал себя последним подлецом. Напрасно он считал свое чувство уникальным: любовь для всех остается любовью. А для кого-то в отряде она, по-видимому, была и такой же несчастной, как у него.
- Он уже три часа эту летопись пишет. С нами за все путешествия столько не произошло, чтобы так уписываться, - мрачно пробормотал Двалин, в упор глядя на подозрительно оживленного Бофура. Тот в ответ лишь возмущенно тряхнул ушанкой:
- Да у тебя, я гляжу, в голове одна кость, для памяти и места не осталось! Ты великанов помнишь? А гоблинские переходы? А погоню варговскую?! И как мы орлах летели? Да этого одного на хорошую книгу хватит!
- Я спрошу, - хмуро ответил Двалин и направился к Ори. Бофур в отчаянной попытке удержать его зашипел громким шепотом в спину:
- Да ну, куда ты, не мешай парню, делом же занят!
Двалин на ходу обернулся и, вперив в товарища тяжелый взгляд, весомо повторил:
- Я спрошу.
Бофур лишь бессильно цокнул языком, с беспокойством глядя, как Двалин уверенно бредет к Ори. Нори и Дори было направились за ним следом с явным намерением отстоять брата, буде дело дойдет до членовредительства, но были остановлены Бофуром:
- Вот начнет ухи драть – тогда и полезете.
Сначала Ори заметил тень. Она была густая, широкая и полностью загораживала весь свет, так что летописец (и без того близорукий) вообще не видел, что пишет. Подняв голову, Ори столкнулся взглядом с Двалином.
- Что пишешь? – сурово осведомился гном. Ори, неловко поднявшись и прижав книгу к груди, пожал плечами:
- Я…летопись.
- Эльфийке той? С флейтой которая?
Ори потупился: выдерживать пристальный тяжелый взгляд Двалина даже Торин иногда не мог, что уж говорить про юного застенчивого гнома.
- Слушай сюда, - с грубоватой заботой Двалин положил парню руку на плечо. – Сам знаешь, чем мы эльфам обязаны. Ничем. Им бы лишь песни петь да цацки таскать. Неверный народец. И водиться с ними не стоит.
- В политическом и экономическом плане дружба с эльфами весьма выгодна, - твердо, хоть и не глядя товарищу в глаза, ответил Ори.
- Ты братцам лапшу на уши вешай, они у них большие. А я тебе говорю: про девчонку забудь. Беды не оберешься, если волю в этом деле дашь. В Синих горах у старика Грора дочка младшая подрастает – лучше бы к ней пригляделся. Под стать тебе тихоня и умница растет.
Ори невнятно покивал головой: непонятно было, согласился он или просто хочет, чтобы Двалин скорее ушел. Тот не стал настаивать и, слегка сжав парнишке плечо напоследок, отошел к остальным. Летописец, удивленный и смущенный такой суровой, но искренней опекой, пощекотал нос кончиком пера и продолжил писать, сев обратно в свой уголок.
Буквально через несколько минут по бокам от него непринужденно плюхнулись Фили и Кили.
- Все пишешь? – как бы между прочим поинтересовался старший, внимательно следя глазами за реакцией товарища.
- Пишу, - упрямо не отрывая взгляда от книги, ответил тот.
- И о чем? – невинно вскинул брови Кили. Ори, секунду помявшись, ответил:
- Как от гоблинов бежали.
- Про глаза что-нибудь напиши, - без каких-либо переходов шепнул Кили. Фили только фыркнул:
- Балда, про глаза пишут, когда не за что больше взгляд зацепить.
- Не грудь же ему расписывать, - недовольно буркнул оскорбленный в лучших чувствах младший. – Она ж эльфийка, ей утонченность подавай. Про глаза пиши!
- Лучше про волосы, - лениво прищурился Фили. – Или голос. А еще лучше – пейзажи расписывай. И то, как они тебе о ней напоминают.
- И что снится напиши! – поддакнул Кили. Его брат на это аж хрюкнул от смеха, но быстро взял себя в руки. Кили, поняв, что сморозил, неловко поправился:
- Ничего такого я в виду не имел.
- Да, мы поняли, - старательно пряча улыбку, успокоил его Фили. Ори упорно молчал.
Посидев с товарищем еще немного и поняв, что ни подробностей письма, ни реакции на их советы им не получить, оба брата ушли так же невозмутимо, как и пришли до этого.
Потом по очереди приходили Оин, Глоин и Дори. Первый громким шепотом, отдававшимся в каждом уголке камеры, твердил, что бабе спуску давать нельзя, тем более эльфийке, да и где это видано, чтобы гном да с эльфой, в общем, он всегда знал, что излишняя ученость до добра не доводит и что если б Ори этих своих книжек не читал, такой бы беды не случилось, а так он весь гномий род Эребора позорит. Глоин рассказывал, как ухаживал за женой и тайком от отца в кузне по ночам ковал ей ожерелья и серьги, и заодно ненавязчиво расхваливал свояченицу. Дори завел пространную лекцию о разности эльфийского и гномьего менталитета, плавно перетекшую в хвалебную оду гномьим женщинам, в частности – свояченице Глоина и младшей дочке бондаря Грора.
Следом за ними пришел Бифур и без обиняков заявил, что Ори – придурок, и если он отправит это несчастное письмо, может катиться из отряда на все четыре стороны, потому что эльфятники тут никому не нужны. Подошедший Бомбур попытался смягчить гнев кузена, сказав, что это наверняка временное, что Ори еще одумается и женится на нормальной гномке, да хоть на той же сестре ювелира Зирака, хорошая девка, красавица, да и готовит преотлично, а с эльфийкой пусть дружит, какая ж от этого беда, в стародавние времена гномы с эльфами добрыми друзьями были – и разве ж плохо было бы эту традицию возродить.
Только Балин молча стоял в стороне и повторял каждому «доброжелателю»:
- Отстаньте вы от парня, без вас все понимает.
- А что ж тогда глупость свою продолжает? – не выдержал в итоге Двалин. Старый гном грустно хмыкнул в бороду:
- Это только ты у нас в этих делах кремень, братец: решил – и ушел. А он мальчишка еще, молодой да глупый. Перебесится еще.
- Но ты же не одобряешь это? – спросил угрюмый Нори. За брата он переживал, но и злился на него изрядно.
- Нет, друг мой, не одобряю, - Двалин тяжело вздохнул и старчески пожевал губами. – Хотя, возможно, я неправ. Может, пора забыть вражду и попытаться возродить былую дружбу, какая была между гномами и эльфами во времена расцвета Мории. Не говорите Торину, что я это сказал, - усмехнулся он под конец.
В итоге группа раскололась на три лагеря. Первый, в составе Бофура, Фили и Кили, утверждал, что нельзя мешать летописцу в его отношениях с эльфийкой: ни во что романтическое оно все равно не выльется, а так, может, и само на нет сойдет, так зачем парня ломать. Второй, в который входили Бомбур и Дори, держал нейтралитет: хоть они и не одобряли увлечение Ори, все же считали, что в переписке с эльфой нет ничего худого.
Третий лагерь был самым многочисленным и требовал, чтобы Ори немедленно пресек даже мысли об общении с остроухой, считая переписку с ней пустой тратой времени и позором всего гномьего народа. Как всегда бывает у гномов в таких ситуациях, разгорелся жаркий спор.
Потихоньку, пока остальные были увлечены ссорой, Кили отошел к одинокому Ори и присел рядом.
окончание- Ты прости, я не думал, что так выйдет, - пробормотал он после нескольких минут молчания. Ори посмотрел на товарища: он выглядел смущенным и недовольным собой, хмурился и не знал, куда девать взгляд.
- Ничего, это бывает, - слабо улыбнулся летописец. «С тобой – регулярно», - добавил он про себя. Ори уже довольно продолжительное время ничего не писал, просто сидел и молчал в стороне от остальных. – Наверное, они и правы. Незачем ей писать.
- Эй! – Кили с неожиданным возмущением и обидой толкнул друга в плечо. – Ты не смей сдаваться! Слышишь? Если бы я делал только то, что мне велели, я бы сейчас дома сидел, в Синих горах. Ты же гном, где твое упрямство!
Не зная, что еще добавить, Кили хлопнул летописца по плечу напоследок и ушел. Почти тут же его место занял Бофур.
- Ну как, дописал? – поинтересовался гном, внимательно следя за ругающимися товарищами. – Давай сюда, пока эти тетерева ничего кругом не замечают.
- Зачем? – устало спросил Ори, но Бофур только поторапливал его:
- Быстрей давай, говорю, они ж сейчас о тебе вспомнят, тогда пиши пропало!
Ори, сам не зная зачем, вырвал из книжицы страницы с письмом и передал их товарищу. Бофур, продолжая следить взглядом за гномьей ссорой, бочком двинулся к двери в камеру. Дойдя до нее, он стукнул пару раз и, когда отворилось переговорное окошко, что-то с жаром туда зашептал, периодически помахивая перед ним смятым письмом. Минуту спустя эльфийская рука просунулась внутрь, забрала листки и исчезла обратно, закрыв за собой окошко. Довольный собой, Бофур вернулся к Ори.
- Что ты ему сказал? – забеспокоился летописец. – Он точно отправит? Не прочитает?
- Не-е-е, - Бофур явно был уверен в успехе своей затеи и потому весьма собой горд. – Я с кем захочешь договорюсь. Этот эльф теперь скорее руку себе отгрызет, чем это письмо прочитает.
Ори решил ничего не уточнять. Ему и без того было плохо.
Они благополучно сбежали из Лихолесья. Постепенно инцидент с эльфийкой был исчерпан: Торину ничего говорить не стали, а в повторных написаниях писем Ори уличен не был, так что в итоге все спустили на тормозах. Гномы не догадывались, что Бофур, Фили и Кили тайком помогали летописцу отправлять послания в Имладрис с помощью отловленных соек. И что Ори регулярно получал ответы оттуда тоже не догадывались, потому что все те же Бофур с ториновыми племянниками перехватывали почтовых птиц подальше от лагеря, чтобы остальные не видели.
Так Ори и переписывался со своей подругой: тайно, но регулярно. Как и говорил кое-кто из лояльно настроенных гномов, в романтику это не перетекло, но и худа от этой дружбы не было.
Элуидесс стояла на балконе, на котором когда-то (больше полувека назад) гномы жгли ее раритетную флейту. Она ждала, когда закончится очередной совет владыки Элронда. Это было радостное событие, посвященное решению вопросов помощи людям Гондора и Рохана, больше остальных пострадавших от войск Саурона. Кольцо было уничтожено, Мордор разрушен. Все было хорошо.
Но Элуидесс тревожилась. Ей необходимо было поговорить с Митрандиром: год назад она упустила эту возможность, и не хотела упустить ее еще раз.
Совет закончился ближе к вечеру. Солнце уже приобрело насыщенный оттенок красного золота и медленно опускалось за горизонт, когда маг показался на балконе.
- Митрандир, - эльфийка почтительно склонилась перед стариком. – Если Вас не затруднит, я хотела бы поговорить.
- Боюсь, я знаю о чем, - Гэндальф совсем по-старчески оперся о посох, с грустью глядя на девушку. – И редко когда я был так печален, будучи Гэндальфом Буревестником, несущим с собой горечь и боль.
Элуидесс молчала, строго выпрямившись и глядя на мага. Он вздохнул и потянулся к висящей на боку сумке.
«Скажи, что с ним все хорошо. Скажи, что у него жена, дети, работа в архиве – он так мечтал об этом. Скажи, что все эти тридцать лет он был просто слишком занят, чтобы писать мне. Скажи, что с ним все хорошо», - билось в голове Элуидесс.
Из сумки Гэндальф достал стопку сложенных пополам листком. Некоторые из них были порваны и обгорели, на многих виднелись бурые пятна – девушка даже про себя отказывалась называть их кровью.
- В Мории мы нашли летопись, - Гэндальф с тяжелым вздохом протянул ей листы. – Это было там. Они все адресованы тебе.
Эльфийка потянулась за письмами и отстраненно заметила, что руки у нее дрожат.
- Он писал тебе до самого конца.
Ничего не замечая вокруг, она развернула первый листок.
«Милая Элуидесс, прости, что давно не писал: здесь, в окрестностях Мории, почему-то очень напряженно с птицами.
Да-да, ты все верно прочитала: мы у Мории! Стоим лагерем у ворот в величайшее царство гномов. Когда-то давно гномы и эльфы вместе создали эти двери в знак своей дружбы, и я дрожу от нетерпения, думая, когда смогу пригласить тебя в эти возрожденные чертоги. Так, как приглашали эльфов мои предки: не только как политического союзника, но как друга…»
Гэндальф постоял некоторое время, глядя на не замечающую стекающих по щекам слез девушку, и ушел, тяжело опираясь о посох.
Когда над горизонтом взошла луна, в лесах Имладриса запел соловей. Вторил ему исполненный печали и скорби голос эльфийской флейты.
URL комментария
Гоблин-гномосексуал и Голлум-эльфофил
Про Ори и эльфийку. 3 505 слов.
читать дальшеГэлион, покручивая на пальце связку ключей, вальяжно прохаживался по лихолесской темнице. Сегодня была его смена и, как назло, именно в этот день надо было объявиться в их лесу целому вороху гномов! Сначала одного приволокли – и велели запереть на самом нижнем уровне (даже стражников ему отдельных выделили, надо же), а потом целых двенадцать в одну камеру сгрузили здесь, на верхнем. Так что теперь Гэлиону не приходилось рассчитывать отоспаться на посту: нужно было следить за пленниками. По крайней мере, хотя бы эту смену. Тем более что кроме гномов в темнице никого и не было.
Сначала все было тихо: измученных долгим переходом по зачарованному лесу пленников накормили, напоили и предоставили самим себе – в итоге все двенадцать разом и уснули. Зато, когда очнулись, начали странно копошиться, и это Гэлиону не нравилось.
Кили проснулся резко, как от толчка. Он всегда так просыпался, если его не будили: молодой организм сам приходил в себя после достаточного отдыха. Повертев головой, гном убедился, что большинство товарищей еще досматривало седьмой сон – и только Ори, пристроившись в стороне ото всех, что-то увлеченно строчил в своей походной книжице.
Осторожно, чтобы никого не разбудить, Кили перебрался через храпящие тела и прилег возле рыжего товарища. Но внимания на него не обратили: Ори был слишком увлечен своей писаниной. Тогда, пользуясь случаем, Кили осторожно заглянул другу за плечо.
- Эльфийские руны?! – тут же с удивлением и возмущением воскликнул гном. От его крика беспокойно заворочался во сне Глоин, так что Кили пришлось понизить голос. – Ты сдурел, что ли, на эльфийском писать?! – скорее удивленно, чем зло прошипел он.
Подпрыгнувший от неожиданности и смущенно зардевшийся Ори попытался было спрятать свое письмо – но поздно.
- Чего ты там выводишь-то? – не унимался Кили.
- Это…Это личное! – Ори наконец удалось захлопнуть книжицу и прижать ее к груди. Теперь он походил на нахохлившегося рыжего совенка. – Не лезь!
- Ага, «не лезь», а вдруг ты там эльфийскому королю докладную пишешь? Я должен знать! – почуявший развлечение Кили хитро усмехнулся и с остервенением стал тормошить друга. Ори в ответ лишь жалобно просил его прекратить – но разве же Кили остановить, когда ему что-то в голову втемяшилось?
От их копошения проснулись Фили и Бофур.
- Вы чего там возитесь, шалопаи? – хриплым со сна голосом поинтересовался старший гном.
- Наш Ори-то – эльфийский шпион! – сдал друга с потрохами явно веселящийся Кили.
- Неправда! – просопел Ори в ответ и, поднатужившись, смог-таки выдрать из цепких рук товарища несчастную книжку. И полетели гномы в разные углы.
- Так-так-так-так-так! – мгновенно проснулся Бофур. Подскочив к Ори и подсобив ему, гном с недоумением кивнул на Кили: - Это он о чем судачит?
- Ни о чем, - нахохлился летописец.
- Он что-то на эльфийском пишет, я прочесть не могу!
- Ну ты и стукач, - пожурил брата все еще сонно трущий глаза Фили. – Знал бы, что ты такой, ни за что бы с тобой в детстве у старого Дрори булки таскать не стал.
Кили в ответ только усмехнулся и отвесил брату шутливый пинок в бок:
- Эй, я, между прочим, в интересах отряда действую!
Фили хмыкнул, вставая.
- Ладно, Ори, - он положил руку на плечо младшему товарищу. – Мы в тебе не сомневаемся ни в коем случае, но сам посуди: гном, пишущий на эльфийском, - это несколько странно. Давай, не стесняйся, тут все свои, смеяться не будем.
- А если и будем, то исключительно любя, - не удержался от комментария Бофур, за что получил тычок под ребра от Фили.
Ори лишь покраснел еще гуще и сильнее прижал книжицу к груди.
- Вы что здесь устроили? – с интеллигентным недовольством проворчал подошедший к ним Дори. Как оказалось, дружеская перебранка перебудила остальных гномов, и теперь они столпились вокруг несчастного Ори, сонно потирая глаза и смачно зевая.
- Ори по-эльфийски пишет.
- Ну, малой, ну, стукач все-таки! – не преминул подколоть брата Фили. Тот лишь, улыбаясь, толкнул его плечом в ответ.
- Ори, братец, что сие означает? – с мягким укором глядя на летописца, спросил Дори. Ори замялся и ослабил хватку на книге – за что и поплатился: невесть откуда появившийся рядом с ним Нори тут же вырвал ее из рук.
- Эй! – в голосе Ори смешались разные эмоции: смущение, страх, возмущение и капля отчаяния. Нори молча вручил книгу старшему брату (Дори был единственным, кроме Ори, кто мог бы прочесть эльфийские письмена) и отвесил младшему подзатыльник – так, на всякий случай. Чтоб не расслаблялся в следующий раз.
Дори, подслеповато щурясь, заглянул в книжку.
- «Элуидесс»? – удивился гном. – Насколько могу судить, это женское имя. Так, так… «Любезная Элуидесс, пишу Вам в надежде завершить наш странно прерванный диалог»…Угу, угу…
У Ори покраснели щеки. У Ори горели уши. Даже по шее расползались красные пятна смущения. Бедный гном не знал, куда себя деть, и лишь жалко топтался на месте, изредка всплескивая руками.
- Братец, - с удивлением воскликнул Дори после нескольких минут бормотаний. – Дорогой ты мой, неужто ты любовное письмо пишешь?
- В-вовсе не л-любовное! – от смущения Ори даже начал заикаться. – Верни назад!
В неловком молчании отдали юноше книгу. Тот поспешил снова прижать ее к груди и отвернуться от товарищей, уткнувшись носом в угол. Ему было мучительно стыдно, а за что – он сам не знал.
- Ори, - мягко позвал его Дори. – Ори, она же эльфийка.
- Она замечательный собеседник! – послышался из угла глухой ответ. – Она прекрасно разбирается в музыке и поэзии…
- Как и все эльфы, - пробормотал под нос Кили.
- …С ней очень интересно разговаривать, у нас общие интересы…И кстати об интересах, никакой романтики тут нет! Все сугубо научно…
- Ну, если Гэндальфа послушать, то у нас к Эребору тоже интерес чисто научный, - покачал головой Дори. В глазах гнома плескалось понимание и сочувствие.
Бофур несколько секунд внимательным и на удивление серьезным взглядом сверлил ссутулившуюся спину несчастного Ори, а потом, что-то, видимо, сообразив, хлопнул парня по плечу:
- Так, Ори, ромашка моя полевая, иди-ка сюда, побеседуем. А вы, господа сочувствующие, все свободны, спасибо, пожалуйста, до свидания!
И, растолкав собравшуюся толпу, Бофур потащил за собой сопротивляющегося Ори в противоположный угол камеры. За ними увязались Дори и Нори.
- Я настаиваю! – возмущался пожилой интеллигент. – Он мой брат, в конце концов!
- Ну-ка кыш! – строго нахмурился Бофур в ответ. – Знаю я твои методы, опять будешь своей психулохией кормить. Иди давай, сейчас с парнем нормально побеседуем… Нори, можешь остаться, ты воспитатель адекватный.
Дори, обиженный до глубины души, все же не рискнул вмешиваться и послушно потопал к остальным гномам, что-то бормоча про дремучих невежд и отрицание передовых достижений науки.
- Торин бы тебе за такое уши оборвал, - не стал ходить вокруг да около Нори. Он стоял, прислонившись плечом к стене, и встревожено глядел на братца. – А если тебе их сейчас решит оборвать Двалин – мы его и все вместе остановить не сумеем.
- Нори, цыц, - не сводя внимательного взгляда с лица летописца, шикнул Бофур. – Ори, слышь, в глаза мне погляди-ка. Давай-давай, погляди, я ж не чудище какое. Ну, молодец. А теперь честно, как перед Махалом, говори: нравится она тебе?
Ори, несчастный и подавленный, отвел глаза и слабо кивнул.
URL комментария
продолжение- Она же эльфа! – попытался вразумить брата Нори, но получил пинок под коленку от Бофура:читать дальшеГэлион, покручивая на пальце связку ключей, вальяжно прохаживался по лихолесской темнице. Сегодня была его смена и, как назло, именно в этот день надо было объявиться в их лесу целому вороху гномов! Сначала одного приволокли – и велели запереть на самом нижнем уровне (даже стражников ему отдельных выделили, надо же), а потом целых двенадцать в одну камеру сгрузили здесь, на верхнем. Так что теперь Гэлиону не приходилось рассчитывать отоспаться на посту: нужно было следить за пленниками. По крайней мере, хотя бы эту смену. Тем более что кроме гномов в темнице никого и не было.
Сначала все было тихо: измученных долгим переходом по зачарованному лесу пленников накормили, напоили и предоставили самим себе – в итоге все двенадцать разом и уснули. Зато, когда очнулись, начали странно копошиться, и это Гэлиону не нравилось.
Кили проснулся резко, как от толчка. Он всегда так просыпался, если его не будили: молодой организм сам приходил в себя после достаточного отдыха. Повертев головой, гном убедился, что большинство товарищей еще досматривало седьмой сон – и только Ори, пристроившись в стороне ото всех, что-то увлеченно строчил в своей походной книжице.
Осторожно, чтобы никого не разбудить, Кили перебрался через храпящие тела и прилег возле рыжего товарища. Но внимания на него не обратили: Ори был слишком увлечен своей писаниной. Тогда, пользуясь случаем, Кили осторожно заглянул другу за плечо.
- Эльфийские руны?! – тут же с удивлением и возмущением воскликнул гном. От его крика беспокойно заворочался во сне Глоин, так что Кили пришлось понизить голос. – Ты сдурел, что ли, на эльфийском писать?! – скорее удивленно, чем зло прошипел он.
Подпрыгнувший от неожиданности и смущенно зардевшийся Ори попытался было спрятать свое письмо – но поздно.
- Чего ты там выводишь-то? – не унимался Кили.
- Это…Это личное! – Ори наконец удалось захлопнуть книжицу и прижать ее к груди. Теперь он походил на нахохлившегося рыжего совенка. – Не лезь!
- Ага, «не лезь», а вдруг ты там эльфийскому королю докладную пишешь? Я должен знать! – почуявший развлечение Кили хитро усмехнулся и с остервенением стал тормошить друга. Ори в ответ лишь жалобно просил его прекратить – но разве же Кили остановить, когда ему что-то в голову втемяшилось?
От их копошения проснулись Фили и Бофур.
- Вы чего там возитесь, шалопаи? – хриплым со сна голосом поинтересовался старший гном.
- Наш Ори-то – эльфийский шпион! – сдал друга с потрохами явно веселящийся Кили.
- Неправда! – просопел Ори в ответ и, поднатужившись, смог-таки выдрать из цепких рук товарища несчастную книжку. И полетели гномы в разные углы.
- Так-так-так-так-так! – мгновенно проснулся Бофур. Подскочив к Ори и подсобив ему, гном с недоумением кивнул на Кили: - Это он о чем судачит?
- Ни о чем, - нахохлился летописец.
- Он что-то на эльфийском пишет, я прочесть не могу!
- Ну ты и стукач, - пожурил брата все еще сонно трущий глаза Фили. – Знал бы, что ты такой, ни за что бы с тобой в детстве у старого Дрори булки таскать не стал.
Кили в ответ только усмехнулся и отвесил брату шутливый пинок в бок:
- Эй, я, между прочим, в интересах отряда действую!
Фили хмыкнул, вставая.
- Ладно, Ори, - он положил руку на плечо младшему товарищу. – Мы в тебе не сомневаемся ни в коем случае, но сам посуди: гном, пишущий на эльфийском, - это несколько странно. Давай, не стесняйся, тут все свои, смеяться не будем.
- А если и будем, то исключительно любя, - не удержался от комментария Бофур, за что получил тычок под ребра от Фили.
Ори лишь покраснел еще гуще и сильнее прижал книжицу к груди.
- Вы что здесь устроили? – с интеллигентным недовольством проворчал подошедший к ним Дори. Как оказалось, дружеская перебранка перебудила остальных гномов, и теперь они столпились вокруг несчастного Ори, сонно потирая глаза и смачно зевая.
- Ори по-эльфийски пишет.
- Ну, малой, ну, стукач все-таки! – не преминул подколоть брата Фили. Тот лишь, улыбаясь, толкнул его плечом в ответ.
- Ори, братец, что сие означает? – с мягким укором глядя на летописца, спросил Дори. Ори замялся и ослабил хватку на книге – за что и поплатился: невесть откуда появившийся рядом с ним Нори тут же вырвал ее из рук.
- Эй! – в голосе Ори смешались разные эмоции: смущение, страх, возмущение и капля отчаяния. Нори молча вручил книгу старшему брату (Дори был единственным, кроме Ори, кто мог бы прочесть эльфийские письмена) и отвесил младшему подзатыльник – так, на всякий случай. Чтоб не расслаблялся в следующий раз.
Дори, подслеповато щурясь, заглянул в книжку.
- «Элуидесс»? – удивился гном. – Насколько могу судить, это женское имя. Так, так… «Любезная Элуидесс, пишу Вам в надежде завершить наш странно прерванный диалог»…Угу, угу…
У Ори покраснели щеки. У Ори горели уши. Даже по шее расползались красные пятна смущения. Бедный гном не знал, куда себя деть, и лишь жалко топтался на месте, изредка всплескивая руками.
- Братец, - с удивлением воскликнул Дори после нескольких минут бормотаний. – Дорогой ты мой, неужто ты любовное письмо пишешь?
- В-вовсе не л-любовное! – от смущения Ори даже начал заикаться. – Верни назад!
В неловком молчании отдали юноше книгу. Тот поспешил снова прижать ее к груди и отвернуться от товарищей, уткнувшись носом в угол. Ему было мучительно стыдно, а за что – он сам не знал.
- Ори, - мягко позвал его Дори. – Ори, она же эльфийка.
- Она замечательный собеседник! – послышался из угла глухой ответ. – Она прекрасно разбирается в музыке и поэзии…
- Как и все эльфы, - пробормотал под нос Кили.
- …С ней очень интересно разговаривать, у нас общие интересы…И кстати об интересах, никакой романтики тут нет! Все сугубо научно…
- Ну, если Гэндальфа послушать, то у нас к Эребору тоже интерес чисто научный, - покачал головой Дори. В глазах гнома плескалось понимание и сочувствие.
Бофур несколько секунд внимательным и на удивление серьезным взглядом сверлил ссутулившуюся спину несчастного Ори, а потом, что-то, видимо, сообразив, хлопнул парня по плечу:
- Так, Ори, ромашка моя полевая, иди-ка сюда, побеседуем. А вы, господа сочувствующие, все свободны, спасибо, пожалуйста, до свидания!
И, растолкав собравшуюся толпу, Бофур потащил за собой сопротивляющегося Ори в противоположный угол камеры. За ними увязались Дори и Нори.
- Я настаиваю! – возмущался пожилой интеллигент. – Он мой брат, в конце концов!
- Ну-ка кыш! – строго нахмурился Бофур в ответ. – Знаю я твои методы, опять будешь своей психулохией кормить. Иди давай, сейчас с парнем нормально побеседуем… Нори, можешь остаться, ты воспитатель адекватный.
Дори, обиженный до глубины души, все же не рискнул вмешиваться и послушно потопал к остальным гномам, что-то бормоча про дремучих невежд и отрицание передовых достижений науки.
- Торин бы тебе за такое уши оборвал, - не стал ходить вокруг да около Нори. Он стоял, прислонившись плечом к стене, и встревожено глядел на братца. – А если тебе их сейчас решит оборвать Двалин – мы его и все вместе остановить не сумеем.
- Нори, цыц, - не сводя внимательного взгляда с лица летописца, шикнул Бофур. – Ори, слышь, в глаза мне погляди-ка. Давай-давай, погляди, я ж не чудище какое. Ну, молодец. А теперь честно, как перед Махалом, говори: нравится она тебе?
Ори, несчастный и подавленный, отвел глаза и слабо кивнул.
URL комментария
- Цыц, а то и тебя прогоню! Ори, ну чего ты нахохлился-то опять? Я ж тебя не ругаю, ничего. Я ж разговариваю просто. Ты, это, скажи мне лучше: виды какие-то имеешь?
- Они же эльфа, - с горьким сарказмом передразнил брата Ори.
- Ну, отрадно, что ты это понимаешь, - Бофур неловко поскреб ушанку. – Чего хочешь-то? Дружить с ней, что ли?
- А есть еще вариант? – уныло откликнулся летописец. Бофур понимающе покивал, глядя куда-то в сторону:
- Умный мальчик, умный, это хорошо.
- Торин тебе бороду по волоску повыдергает, если при нем о дружбе с эльфами заговоришь, - снова влез в разговор Нори. Он явно был недоволен братом и тем, что Бофур ему потакает. – И я его судить не буду.
Ори, зардевшись не то от гнева, не то от смущения, не то от всего сразу, вскочил на ноги и выпалил брату в лицо:
- Торин! Да что он знает? Что ему понять об этом высоком чувстве? Он и не любил, небось, никогда!
«Я говорю избитыми штампами, как плохой менестрель,» - с горечью подумал Ори и сел на место. Лица же Нори и Бофура были на удивление печальны.
- Молодежь, - негромко пробормотал под нос непривычно серьезный Бофур. – Думают, любовь только у них бывает. Отчего же Торину-то не любить? Неживой он, что ли? Только где эта любовь теперь?
Ори смутился, чувствуя себя бестактным невежей, но что сказать, не знал. Посидели некоторое время молча, пока Нори, тяжело вздохнув, не ушел – якобы, поболтать со старшим братом.
Оставшийся наедине с летописцем Бофур вдруг оживился. Подсев поближе к юноше, он дал ему знак наклониться поближе и зашептал:
- Ты это дело не слушай, что они говорят. Нравится – пиши. Будь она хоть эльфийка, хоть человечка, тем более, если и ты ей понравился. Понравился же? – гном с улыбкой ткнул друга в плечо. Тот смущенно улыбнулся:
- Кажется, да. По крайней мере, мы очень мило побеседовали, - тут же поправился он.
- Ну и все тогда. Я пойду нашим скажу, что ты все осознал и покаялся, стал летопись писать, а на эльфийском – чтоб этим остроухим завидно было о наших подвигах читать. А ты пока давай, катай ей простыню. Да побольше всякого нежного и милого, девки это любят. Стихи там еще какие-нибудь нарисуй.
- Много ты про девок знаешь, - с благодарной улыбкой отшутился Ори.
- Ой, я про них столько всего знаю! – на лице Бофура расползлась знакомая задорная улыбка. – Попросишь – расскажу.
Он уже поднялся и повернулся к сгрудившимся в стороне товарищам, когда до него донесся вопрос Ори:
- Бофур, а почему ты не женился?
- А чего не женился, - услышал летописец неожиданно глухой голос друга. – Девки все занятые. Да и я пока молодой. Дай, думаю, погуляю.
Глядя на внезапно будто сгорбившегося Бофура, Ори второй раз за день чувствовал себя последним подлецом. Напрасно он считал свое чувство уникальным: любовь для всех остается любовью. А для кого-то в отряде она, по-видимому, была и такой же несчастной, как у него.
- Он уже три часа эту летопись пишет. С нами за все путешествия столько не произошло, чтобы так уписываться, - мрачно пробормотал Двалин, в упор глядя на подозрительно оживленного Бофура. Тот в ответ лишь возмущенно тряхнул ушанкой:
- Да у тебя, я гляжу, в голове одна кость, для памяти и места не осталось! Ты великанов помнишь? А гоблинские переходы? А погоню варговскую?! И как мы орлах летели? Да этого одного на хорошую книгу хватит!
- Я спрошу, - хмуро ответил Двалин и направился к Ори. Бофур в отчаянной попытке удержать его зашипел громким шепотом в спину:
- Да ну, куда ты, не мешай парню, делом же занят!
Двалин на ходу обернулся и, вперив в товарища тяжелый взгляд, весомо повторил:
- Я спрошу.
Бофур лишь бессильно цокнул языком, с беспокойством глядя, как Двалин уверенно бредет к Ори. Нори и Дори было направились за ним следом с явным намерением отстоять брата, буде дело дойдет до членовредительства, но были остановлены Бофуром:
- Вот начнет ухи драть – тогда и полезете.
Сначала Ори заметил тень. Она была густая, широкая и полностью загораживала весь свет, так что летописец (и без того близорукий) вообще не видел, что пишет. Подняв голову, Ори столкнулся взглядом с Двалином.
- Что пишешь? – сурово осведомился гном. Ори, неловко поднявшись и прижав книгу к груди, пожал плечами:
- Я…летопись.
- Эльфийке той? С флейтой которая?
Ори потупился: выдерживать пристальный тяжелый взгляд Двалина даже Торин иногда не мог, что уж говорить про юного застенчивого гнома.
- Слушай сюда, - с грубоватой заботой Двалин положил парню руку на плечо. – Сам знаешь, чем мы эльфам обязаны. Ничем. Им бы лишь песни петь да цацки таскать. Неверный народец. И водиться с ними не стоит.
- В политическом и экономическом плане дружба с эльфами весьма выгодна, - твердо, хоть и не глядя товарищу в глаза, ответил Ори.
- Ты братцам лапшу на уши вешай, они у них большие. А я тебе говорю: про девчонку забудь. Беды не оберешься, если волю в этом деле дашь. В Синих горах у старика Грора дочка младшая подрастает – лучше бы к ней пригляделся. Под стать тебе тихоня и умница растет.
Ори невнятно покивал головой: непонятно было, согласился он или просто хочет, чтобы Двалин скорее ушел. Тот не стал настаивать и, слегка сжав парнишке плечо напоследок, отошел к остальным. Летописец, удивленный и смущенный такой суровой, но искренней опекой, пощекотал нос кончиком пера и продолжил писать, сев обратно в свой уголок.
Буквально через несколько минут по бокам от него непринужденно плюхнулись Фили и Кили.
- Все пишешь? – как бы между прочим поинтересовался старший, внимательно следя глазами за реакцией товарища.
- Пишу, - упрямо не отрывая взгляда от книги, ответил тот.
- И о чем? – невинно вскинул брови Кили. Ори, секунду помявшись, ответил:
- Как от гоблинов бежали.
- Про глаза что-нибудь напиши, - без каких-либо переходов шепнул Кили. Фили только фыркнул:
- Балда, про глаза пишут, когда не за что больше взгляд зацепить.
- Не грудь же ему расписывать, - недовольно буркнул оскорбленный в лучших чувствах младший. – Она ж эльфийка, ей утонченность подавай. Про глаза пиши!
- Лучше про волосы, - лениво прищурился Фили. – Или голос. А еще лучше – пейзажи расписывай. И то, как они тебе о ней напоминают.
- И что снится напиши! – поддакнул Кили. Его брат на это аж хрюкнул от смеха, но быстро взял себя в руки. Кили, поняв, что сморозил, неловко поправился:
- Ничего такого я в виду не имел.
- Да, мы поняли, - старательно пряча улыбку, успокоил его Фили. Ори упорно молчал.
Посидев с товарищем еще немного и поняв, что ни подробностей письма, ни реакции на их советы им не получить, оба брата ушли так же невозмутимо, как и пришли до этого.
Потом по очереди приходили Оин, Глоин и Дори. Первый громким шепотом, отдававшимся в каждом уголке камеры, твердил, что бабе спуску давать нельзя, тем более эльфийке, да и где это видано, чтобы гном да с эльфой, в общем, он всегда знал, что излишняя ученость до добра не доводит и что если б Ори этих своих книжек не читал, такой бы беды не случилось, а так он весь гномий род Эребора позорит. Глоин рассказывал, как ухаживал за женой и тайком от отца в кузне по ночам ковал ей ожерелья и серьги, и заодно ненавязчиво расхваливал свояченицу. Дори завел пространную лекцию о разности эльфийского и гномьего менталитета, плавно перетекшую в хвалебную оду гномьим женщинам, в частности – свояченице Глоина и младшей дочке бондаря Грора.
Следом за ними пришел Бифур и без обиняков заявил, что Ори – придурок, и если он отправит это несчастное письмо, может катиться из отряда на все четыре стороны, потому что эльфятники тут никому не нужны. Подошедший Бомбур попытался смягчить гнев кузена, сказав, что это наверняка временное, что Ори еще одумается и женится на нормальной гномке, да хоть на той же сестре ювелира Зирака, хорошая девка, красавица, да и готовит преотлично, а с эльфийкой пусть дружит, какая ж от этого беда, в стародавние времена гномы с эльфами добрыми друзьями были – и разве ж плохо было бы эту традицию возродить.
Только Балин молча стоял в стороне и повторял каждому «доброжелателю»:
- Отстаньте вы от парня, без вас все понимает.
- А что ж тогда глупость свою продолжает? – не выдержал в итоге Двалин. Старый гном грустно хмыкнул в бороду:
- Это только ты у нас в этих делах кремень, братец: решил – и ушел. А он мальчишка еще, молодой да глупый. Перебесится еще.
- Но ты же не одобряешь это? – спросил угрюмый Нори. За брата он переживал, но и злился на него изрядно.
- Нет, друг мой, не одобряю, - Двалин тяжело вздохнул и старчески пожевал губами. – Хотя, возможно, я неправ. Может, пора забыть вражду и попытаться возродить былую дружбу, какая была между гномами и эльфами во времена расцвета Мории. Не говорите Торину, что я это сказал, - усмехнулся он под конец.
В итоге группа раскололась на три лагеря. Первый, в составе Бофура, Фили и Кили, утверждал, что нельзя мешать летописцу в его отношениях с эльфийкой: ни во что романтическое оно все равно не выльется, а так, может, и само на нет сойдет, так зачем парня ломать. Второй, в который входили Бомбур и Дори, держал нейтралитет: хоть они и не одобряли увлечение Ори, все же считали, что в переписке с эльфой нет ничего худого.
Третий лагерь был самым многочисленным и требовал, чтобы Ори немедленно пресек даже мысли об общении с остроухой, считая переписку с ней пустой тратой времени и позором всего гномьего народа. Как всегда бывает у гномов в таких ситуациях, разгорелся жаркий спор.
Потихоньку, пока остальные были увлечены ссорой, Кили отошел к одинокому Ори и присел рядом.
окончание- Ты прости, я не думал, что так выйдет, - пробормотал он после нескольких минут молчания. Ори посмотрел на товарища: он выглядел смущенным и недовольным собой, хмурился и не знал, куда девать взгляд.
- Ничего, это бывает, - слабо улыбнулся летописец. «С тобой – регулярно», - добавил он про себя. Ори уже довольно продолжительное время ничего не писал, просто сидел и молчал в стороне от остальных. – Наверное, они и правы. Незачем ей писать.
- Эй! – Кили с неожиданным возмущением и обидой толкнул друга в плечо. – Ты не смей сдаваться! Слышишь? Если бы я делал только то, что мне велели, я бы сейчас дома сидел, в Синих горах. Ты же гном, где твое упрямство!
Не зная, что еще добавить, Кили хлопнул летописца по плечу напоследок и ушел. Почти тут же его место занял Бофур.
- Ну как, дописал? – поинтересовался гном, внимательно следя за ругающимися товарищами. – Давай сюда, пока эти тетерева ничего кругом не замечают.
- Зачем? – устало спросил Ори, но Бофур только поторапливал его:
- Быстрей давай, говорю, они ж сейчас о тебе вспомнят, тогда пиши пропало!
Ори, сам не зная зачем, вырвал из книжицы страницы с письмом и передал их товарищу. Бофур, продолжая следить взглядом за гномьей ссорой, бочком двинулся к двери в камеру. Дойдя до нее, он стукнул пару раз и, когда отворилось переговорное окошко, что-то с жаром туда зашептал, периодически помахивая перед ним смятым письмом. Минуту спустя эльфийская рука просунулась внутрь, забрала листки и исчезла обратно, закрыв за собой окошко. Довольный собой, Бофур вернулся к Ори.
- Что ты ему сказал? – забеспокоился летописец. – Он точно отправит? Не прочитает?
- Не-е-е, - Бофур явно был уверен в успехе своей затеи и потому весьма собой горд. – Я с кем захочешь договорюсь. Этот эльф теперь скорее руку себе отгрызет, чем это письмо прочитает.
Ори решил ничего не уточнять. Ему и без того было плохо.
Они благополучно сбежали из Лихолесья. Постепенно инцидент с эльфийкой был исчерпан: Торину ничего говорить не стали, а в повторных написаниях писем Ори уличен не был, так что в итоге все спустили на тормозах. Гномы не догадывались, что Бофур, Фили и Кили тайком помогали летописцу отправлять послания в Имладрис с помощью отловленных соек. И что Ори регулярно получал ответы оттуда тоже не догадывались, потому что все те же Бофур с ториновыми племянниками перехватывали почтовых птиц подальше от лагеря, чтобы остальные не видели.
Так Ори и переписывался со своей подругой: тайно, но регулярно. Как и говорил кое-кто из лояльно настроенных гномов, в романтику это не перетекло, но и худа от этой дружбы не было.
Элуидесс стояла на балконе, на котором когда-то (больше полувека назад) гномы жгли ее раритетную флейту. Она ждала, когда закончится очередной совет владыки Элронда. Это было радостное событие, посвященное решению вопросов помощи людям Гондора и Рохана, больше остальных пострадавших от войск Саурона. Кольцо было уничтожено, Мордор разрушен. Все было хорошо.
Но Элуидесс тревожилась. Ей необходимо было поговорить с Митрандиром: год назад она упустила эту возможность, и не хотела упустить ее еще раз.
Совет закончился ближе к вечеру. Солнце уже приобрело насыщенный оттенок красного золота и медленно опускалось за горизонт, когда маг показался на балконе.
- Митрандир, - эльфийка почтительно склонилась перед стариком. – Если Вас не затруднит, я хотела бы поговорить.
- Боюсь, я знаю о чем, - Гэндальф совсем по-старчески оперся о посох, с грустью глядя на девушку. – И редко когда я был так печален, будучи Гэндальфом Буревестником, несущим с собой горечь и боль.
Элуидесс молчала, строго выпрямившись и глядя на мага. Он вздохнул и потянулся к висящей на боку сумке.
«Скажи, что с ним все хорошо. Скажи, что у него жена, дети, работа в архиве – он так мечтал об этом. Скажи, что все эти тридцать лет он был просто слишком занят, чтобы писать мне. Скажи, что с ним все хорошо», - билось в голове Элуидесс.
Из сумки Гэндальф достал стопку сложенных пополам листком. Некоторые из них были порваны и обгорели, на многих виднелись бурые пятна – девушка даже про себя отказывалась называть их кровью.
- В Мории мы нашли летопись, - Гэндальф с тяжелым вздохом протянул ей листы. – Это было там. Они все адресованы тебе.
Эльфийка потянулась за письмами и отстраненно заметила, что руки у нее дрожат.
- Он писал тебе до самого конца.
Ничего не замечая вокруг, она развернула первый листок.
«Милая Элуидесс, прости, что давно не писал: здесь, в окрестностях Мории, почему-то очень напряженно с птицами.
Да-да, ты все верно прочитала: мы у Мории! Стоим лагерем у ворот в величайшее царство гномов. Когда-то давно гномы и эльфы вместе создали эти двери в знак своей дружбы, и я дрожу от нетерпения, думая, когда смогу пригласить тебя в эти возрожденные чертоги. Так, как приглашали эльфов мои предки: не только как политического союзника, но как друга…»
Гэндальф постоял некоторое время, глядя на не замечающую стекающих по щекам слез девушку, и ушел, тяжело опираясь о посох.
Когда над горизонтом взошла луна, в лесах Имладриса запел соловей. Вторил ему исполненный печали и скорби голос эльфийской флейты.
URL комментария
Гоблин-гномосексуал и Голлум-эльфофил
@темы: хоббит